blogu' lu' castraveţ

01. Александр Солженицын – Архипелаг ГУЛАГ 

02. Haruki Murakami – La sud de granita, la vest de soare

• …nu e pur şi simplu o melodie frumoasă. Nu-l poate cânta oricine, am spus. Duke Ellington şi Billy Strayhorn l-au compus cu multă vreme în urmă. Parcă prin ’57. — Star-Crossed Lovers
  …
  Păi, îndrăgostiţi care s-au născut sub o stea nenorocoasă. Îndrăgostiţi nenorocoşi. Aşa se spune în engleză. În cântec se face referire la Romeo şi Julieta. Ellington şi Stryhorn l-au compus pentru un spectacol din cadrul Festivalului Shakespeare care s-a ţinut la Ontario. În interpretarea originală, Johnny Hodges cânta la saxofon-alto rolul Julietei, iar Paul Gonsalves cel al lui Romeo, la saxofon-tenor.

• Вселенная имеет столько центров, сколько в ней живых существ. Каждый из нас — центр вселенной, и мироздание раскалывается, когда вам шипят: «Вы арестованы».
• Не каждому дано, как Ване Левитскому, уже в 14 лет понимать: «Каждый честный человек должен попасть в тюрьму. Сейчас сидит папа, а вырасту я — и меня посадят».
• Возврат с прогулки в камеру это каждый раз — маленький арест. Даже в нашей торжественной камере после прогулки воздух кажется спёртым. Ещё после прогулки хорошо бы закусить, но не думать, не думать об этом! Плохо, если кто–нибудь из получающих передачу нетактично раскладывает свою еду не вовремя, начинает есть. Ничего, оттачиваем самообладание! Плохо, если тебя подводит автор книги, начинает подробно смаковать еду — прочь такую книгу! Гоголя — прочь! Чехова — тоже прочь! — слишком много еды! «Есть ему не хотелось, но он всё–таки съел (сукин сын!) порцию телятины и выпил пива». Читать духовное! Достоевского— вот кого читать арестантам! Но позвольте, это у него: «дети голодали, уже несколько дней они ничего не видели, кроме хлеба и колбасы-»’?
• А иные шутили: нас считают погибшими, потому и дают читать запрещённое. Я–то думаю, лубянские библиотекари понятия не имели, что они нам дают, — лень и невежество.
• Этих людей объявили изменниками, но в языке примечательно ошиблись — и следователи, и прокуроры, и судьи. И сами осуждённые, и весь народ, и газеты повторили и закрепили эту ошибку, невольно выдавая правду: их хотели объявить изменниками РодинЕ, но никто не говорил и не писал даже в судебных материалах иначе, как «изменники РодинЫ». Это были не изменники ей, а её изменники. Не они, несчастные, изменили Родине, но расчётливая Родина изменила им, и притом трижды.
• Чтобы восстановить авторитет и престиж инженерства, ему действительно нужно объединиться и выручать друг друга — они все под угрозой. Но для такого объединения не нужна никакая конференция, никакие членские билеты. Как всякое взаимопонимание умных, чётко мыслящих людей, оно достигается немногими тихими, даже случайно сказанными словами, голосования совершенно не нужны. В резолюциях и в партийной палке нуждаются лишь ограниченные умы. (Вот этого никак не понять Сталину, ни следователям, ни всей их компании! — у них нет опыта таких человеческих взаимоотношений, они такого никогда не видели в партийной истории!).
• Правильно высказал Эпикур: и отсутствие разнообразия может ощущаться как удовольствие после предшествующих разнообразных неудовольствий.
• Тем временем кончилась Гражданская война, учредились в 1922 году первые советские кодексы, прошёл в 1923 «съезд работников пенитенциарного труда», составились в 1924 новые «Основные начала уголовного законодательства» — под новый Уголовный кодекс 1926 года (который и полозил–то по нашей шее тридцать пять лет)— а новонайденные понятия, что нет «вины» и нет «наказания», а есть «социальная опасность» и «социальная защита», — сохранились.
• Вышинский: «Вся советская уголовная политика строится на диалектическом (!) сочетании принципа подавления и принуждения с принципом убеждения и перевоспитания… Все буржуазные пенитенциарные учреждения стараются «донять» преступника причинением ему моральных и физических страданий»[270] (ведь они же хотят его «исправить»). В отличие же от буржуазного наказания, у нас, мол, страдания заключённых— не цель, а средство. (Так и там вроде тоже— не цель, а средство.) Цель же у нас, оказывается, действительное исправление, чтобы из лагерей выходили сознательные труженики.
• «Двуединая задача подавления плюс воспитания кого можно». Кого можно. Выясняется: исправление–то не для всех.
• Никто не обещал, что будут исправлять Пятьдесят Восьмую.
• Трёх китов подвело под Архипелаг Руководство: котловку, бригаду и два начальства. А четвёртого и главного кита— тухту — подвели туземцы и сама жизнь.
• А состоит жизнь туземцев из работы, работы, работы; из голода, холода и хитрости. Работа эта, кто не сумел оттолкнуть других и пристроиться на мягоньком, — работа эта общая, та самая, которая из земли воздвигает социализм, а нас загоняет в землю.
• Так я узнал шестьдесят лагерных рассказов Шаламова и его исследование о блатных.
• Надо совсем не любить свою страну, надо быть ей чужаком, чтобы расстреливать гордость нации, — её сгущённые знания, энергию и талант!
• Какое же действенное решение подсказала им их революционная теория? Их решение стоит всех их объяснений! Вот оно. Чем больше посадят— тем скорее вверху поймут ошибку] А поэтому— стараться как можно больше называть фамилий] Как можно больше давать фантастических показаний на невиновных! всю партию не арестуют!
• Как среди членов всех российских партий коммунисты оказались первыми, кто стал давать ложные на себя показания[313], — так им первым же, безусловно, принадлежит и это карусельное открытие: называть побольше фамилий! Такого ещё русские революционеры не слышали! Проявлялась ли в этой теории куцость их предвидения? убогость мышления?
• И тогда мы можем ожидать существования четырёх сфер мировой литературы (и искусства вообще, и мысли вообще). Сфера первая: когда верхние изображают (описывают, обдумывают) верхних же, то есть себя, своих. Сфера вторая: когда верхние изображают, обдумывают нижних, «младшего брата». Сфера третья: когда нижние изображают верхних. Сфера четвёртая: нижние — нижних, себя.
• Таким образом, именно система ИТЛ с обязательным непомерным физическим трудом и обязательным участием в унизительно–гудящем многолюдьи была более действенным способом уничтожения интеллигенции, чем тюрьма. Именно интеллигенцию система эта смаривала быстро и до конца.
• кроме цели ослабить связь между людьми тут была и другая — поддавшиеся на вербовку, стыдясь общественного разоблачения, будут заинтересованы в незыблемости режима. Скрытность пустила холодные щупальцы по всему народу — она проникла между сослуживцами, между старыми друзьями, между студентами, между солдатами, между соседями, между подрастающими детьми — и даже в приёмной НКВД между жёнами, принесшими передачи.
• Самое мягкое, зато и самое распространённое предательство— это ничего прямо худого не делать, но: не заметить гибнущего рядом, не помочь ему, отвернуться, сжаться. Вот арестовали соседа, товарища по работе и даже твоего близкого друга. Ты молчишь, ты делаешь вид, что и не заметил.
• Укрыватель — тот же враг! Пособник — тот же враг. Поддерживающий дружбу — тоже враг. И телефон заклятой семьи замолкает. Почта обрывается. На улице их не узнают, ни руки не подают, ни кивают. Тем более в гости не зовут. И не ссужают деньгами. В кипении большого города люди оказываются как в пустыне.
• А тут ещё — выгодно! Начальство всегда на твоей стороне. За убийство никогда не накажут. Напротив, похвалят, наградят, и чем раньше ты его угрохал, ещё на половине первого шага, — тем выше твоя бдительность, тем выше награда! Месячный оклад. Месячный отпуск. (Да станьте же в положение Командования: если дивизион не имеет на счету случаев проявленной бдительности, — то что это за дивизион? что у него за командиры? или такие зэки смирные, что надо сократить охрану? Однажды созданная охранная система требует смертей).
• Во всей Первой Мировой войне мы потеряли убитыми и пропавшими без вести меньше двух миллионов. Во всей Второй — двадцать миллионов (это — по Хрущёву, а по Сталину — только семь. Недоглядел Иосиф капиталу?). Так сколько же од! Сколько обелисков, вечных огней! романов и поэм! — да четверть века вся советская литература этой кровушкой только и напоена. А о той молчаливой предательской Чуме, сглодавшей нам 15 миллионов мужиков, — и это по самому малому расчёту и только кончая 1932 годом![484]— дане подряд, а избранных, а становой хребет русского народа, — о той Чуме нет книг.
• Васюра так откровенно и говорит ему: «Я вас пересажал столько, сколько у меня волос на голове. Жалко, теперь прав старых нет». Прибежала жена выручать мужа, Васюра ей: «Плевать я на тебя хотел, что ты — партийная! Захочу— и тебя посажу!»

Bibliografie:

• Дмитрий Петрович Витковский – Полжизни (лагерные мемуары)
• Варлам Шаламов – Колымские рассказы
• Ариадна Делианич – Вольфсберг–373 (Книга напечатана в Сан–Франциско в типографии газеты «Русская жизнь», год издания не указан)
• Николай Нароков – Мнимые величины

01. Уилл Гомперц – Непонятное Искуство. От Моне до Бэнкси. (Will Gompertz – What Are You Looking At?: 150 Years of Modern Art in the Blink of an Eye)

01. Yuval Noah Harari – Homo deus.
02. Peter Wohlleben – The Hidden Life of Trees
03. Mark Manson – The Subtle Art of Not Giving a Fuck
04. Ronin Terente – Şterge conversaţia.
05. Eve Ensler – Monologurile Vaginului
06. Майк Викинг – Hygge. Секрет датского счастья.

• As a rule, friendships that extend to looking after stumps can only be established in undisturbed forests. It could well be that all trees do this and not just beeches. I myself have observed oak, fir, spruce, and Douglas fir stumps that were still alive long after the trees had been cut down. Planted forests, which is what most of the coniferous forests in Central Europe are, behave more like the street kids I describe in chapter 27. Because their roots are irreparably damaged when they are planted, they seem almost incapable of networking with one another. As a rule, trees in planted forests like these behave like loners and suffer from their isolation. Most of them never have the opportunity to grow old anyway. Depending on the species, these trees are considered ready to harvest when they are only about a hundred years old.
• In the symbiotic community of the forest, not only trees but also shrubs and grasses—and possibly all plant species—exchange information this way. However, when we step into farm fields, the vegetation becomes very quiet. Thanks to selective breeding, our cultivated plants have, for the most part, lost their ability to communicate above or below ground—you could say they are deaf and dumb—and therefore they are easy prey for insect pests.12 That is one reason why modern agriculture uses so many pesticides. Perhaps farmers can learn from the forests and breed a little more wildness back into their grain and potatoes so that they’ll be more talkative in the future.
• In exchange for the rich sugary reward, the fungi provide a few complimentary benefits for the tree, such as filtering out heavy metals, which are less detrimental to the fungi than to the tree’s roots.
• And what if an oak gets a deep wound or a wide crack in its trunk as a result of a lightning strike? That doesn’t matter to the oak, because its wood is permeated with substances that discourage fungi and severely slow down fungal decomposition. These tannins also scare off most insects and, incidentally and inadvertently, improve the taste of wine—should a barrel ever be made from the tree. (Think “oaked” wine.)
• Look for trees that have numerous bushy trunks or thick callouses at the base where periodic felling has encouraged a proliferation of growth. Are these trunks now young trees, or alternatively, are they really thousands of years old? This is a question also asked by scientists, among them a group researching ancient spruce in Dalarna province in Sweden. The oldest spruce in Dalarna has grown a carpet of flat shrubby growth around its single small trunk. All this growth belongs to one tree, and its roots were tested using carbon 14 dating. Carbon 14 is a radioactive carbon that continuously forms in the atmosphere and then gradually decays. This means that the ratio of carbon 14 to other carbon in the atmosphere is always the same. Once carbon 14 is incorporated into inactive biomasses, for instance wood, the process of decay continues unabated, but no new radioactive carbon is accumulated. The lower the amount of radioactive carbon it contains, the older the tissue must be. Research revealed the spruce to be an absolutely unbelievable 9,550 years old. The individual shoots were younger, but these new growths from the past few centuries were not considered to be stand-alone trees but part of a larger whole.
• If we want to use forests as a weapon in the fight against climate change, then we must allow them to grow old, which is exactly what large conservation groups are asking us to do.
• And don’t worry about that foam that sometimes forms in these pools after heavy rains. What looks like an environmental disaster is, in fact, the result of humic acids that tiny waterfalls have mixed with air until they turn into froth. These acids come from the decomposition of leaves and dead wood and are extremely beneficial for the ecosystem.
• “Und wenn ich geh, dann geht nur ein Teil von mir.” “And when I go, only a part of me is gone.” This phrase from a hit by German pop singer Peter Maffay could have been written by a tree.
• It seems the trees can count! They wait until a certain number of warm days have passed, and only then do they trust that all is well and classify the warm phase as spring. But warm days alone do not mean spring has arrived.
• Mosses move into places on the trunk where the water trickles down after a shower. It’s not an even distribution because most trees are tilted slightly to one side. A small stream forms on the upper side of a slight bend, and that’s what the moss taps into. Incidentally, that is why you can’t rely on moss if you want to figure out compass directions.
• In climates where there is rain year round, moss supposedly indicates the weather side of the tree, where the trunk gets wet when the rain hits it; however, in the middle of the forest, where the wind is stilled, rain usually falls vertically. In addition, each tree is bent in a slightly different direction, so if you were to orient yourself according to moss, you’d only end up confused.
• An old German saying about storms in the forest, “Eichen sollst du weichen, Buchen sollst du suchen,” translates as “Avoid oaks, seek beeches.” The saying originates in the fact that on some gnarly old oaks you can see a channel a few inches wide extending down the trunk where a lightning strike has split the bark open and penetrated deep into the wood. I’ve never seen a scar like this on the trunk of a beech.
• There is a scientific observation that speaks to this: the blood pressure of forest visitors rises when they are under conifers, whereas it calms down and falls in stands of oaks.
• Personally, however, I think the swirling cocktail of tree talk is the reason we enjoy being out in the forest so much. At least when we are out in undisturbed forests.
• Walkers who visit one of the ancient deciduous preserves in the forest I manage always report that their heart feels lighter and they feel right at home. If they walk instead through coniferous forests, which in Central Europe are mostly planted and are, therefore, more fragile, artificial places, they don’t experience such feelings. Possibly it’s because in ancient beech forests, fewer “alarm calls” go out, and therefore, most messages exchanged between trees are contented ones, and these messages reach our brains as well, via our noses. I am convinced that we intuitively register the forest’s health. Why don’t you give it a try?
• And that is why it is so awful for a tree if the soil around its trunk has been so compacted that the small air pockets in the soil have been crushed. The tree’s roots suffocate, or at least have difficulty breathing, with the result that the tree gets sick.
• That means it is okay to use wood as long as trees are allowed to live in a way that is appropriate to their species. And that means that they should be allowed to fulfill their social needs, to grow in a true forest environment on undisturbed ground, and to pass their knowledge on to the next generation. And at least some of them should be allowed to grow old with dignity and finally die a natural death.
• Katsuhiko Matsunaga, a marine chemist at the Hokkaido University, discovered that leaves falling into streams and rivers leach acids into the ocean that stimulate the growth of plankton, the first and most important building block in the food chain. More fish because of the forest? The researcher encouraged the planting of more trees in coastal areas, which did, in fact, lead to higher yields for fisheries and oyster growers.

• The desire for more positive experience is itself a negative experience. And, paradoxically, the acceptance of one’s negative experience is itself a positive experience.
• “You will never be happy if you continue to search for what happiness consists of. You will never live if you are looking for the meaning of life.” © Albert Camus
• Everything worthwhile in life is won through surmounting the associated negative experience. Any attempt to escape the negative, to avoid it or quash it or silence it, only backfires. The avoidance of suffering is a form of suffering. The avoidance of struggle is a struggle. The denial of failure is a failure. Hiding what is shameful is itself a form of shame.
• You can’t be an important and life-changing presence for some people without also being a joke and an embarrassment to others. You just can’t. Because there’s no such thing as a lack of adversity. It doesn’t exist. The old saying goes that no matter where you go, there you are. Well, the same is true for adversity and failure. No matter where you go, there’s a five-hundred-pound load of shit waiting for you. And that’s perfectly fine. The point isn’t to get away from the shit. The point is to find the shit you enjoy dealing with.
• Often, it’s this realization—that you and your problems are actually not privileged in their severity or pain—that is the first and most important step toward solving them.
• These men both chose how they wished to suffer. Hiroo Onoda chose to suffer for loyalty to a dead empire. Suzuki chose to suffer for adventure, no matter how ill-advised. To both men, their suffering meant something; it fulfilled some greater cause. And because it meant something, they were able to endure it, or perhaps even enjoy it. If suffering is inevitable, if our problems in life are unavoidable, then the question we should be asking is not “How do I stop suffering?” but “Why am I suffering—for what purpose?”
• Problems may be inevitable, but the meaning of each problem is not. We get to control what our problems mean based on how we choose to think about them, the standard by which we choose to measure them.
• As Freud once said, “One day, in retrospect, the years of struggle will strike you as the most beautiful.”
• This is why these values—pleasure, material success, always being right, staying positive—are poor ideals for a person’s life. Some of the greatest moments of one’s life are not pleasant, not successful, not known, and not positive.
• When we feel that we’re choosing our problems, we feel empowered. When we feel that our problems are being forced upon us against our will, we feel victimized and miserable.
• Whether we consciously recognize it or not, we are always responsible for our experiences. It’s impossible not to be. Choosing to not consciously interpret events in our lives is still an interpretation of the events of our lives. Choosing to not respond to the events in our lives is still a response to the events in our lives. Even if you get run over by a clown car and pissed on by a busload of schoolchildren, it’s still your responsibility to interpret the meaning of the event and choose a response.
• “With great power comes great responsibility.” It is true. But there’s a better version of this quote, a version that actually is profound, and all you have to do is switch the nouns around: “With great responsibility comes great power.”
• The more we choose to accept responsibility in our lives, the more power we will exercise over our lives. Accepting responsibility for our problems is thus the first step to solving them.
• I thought being “cool” had to be practiced and learned from others, rather than invented for oneself.
• Certainty is the enemy of growth. Nothing is for certain until it has already happened—and even then, it’s still debatable. That’s why accepting the inevitable imperfections of our values is necessary for any growth to take place.
• “I used to think the human brain was the most wonderful organ in my body. Then I realized who was telling me this.” © Emo Philips
• Uncertainty is the root of all progress and all growth. As the old adage goes, the man who believes he knows everything learns nothing.
• Chances are you’ve heard some form of Parkinson’s law: “Work expands so as to fill up the time available for its completion.” You’ve also undoubtedly heard of Murphy’s law: “Whatever can go wrong will go wrong.” Well, next time you’re at a swanky cocktail party and you want to impress somebody, try dropping Manson’s law of avoidance on them: The more something threatens your identity, the more you will avoid it.
• This is why people are often so afraid of success—for the exact same reason they’re afraid of failure: it threatens who they believe themselves to be.
• It’s worth remembering that for any change to happen in your life, you must be wrong about something. If you’re sitting there, miserable day after day, then that means you’re already wrong about something major in your life, and until you’re able to question yourself to find it, nothing will change.
• Aristotle wrote, “It is the mark of an educated mind to be able to entertain a thought without accepting it.” Being able to look at and evaluate different values without necessarily adopting them is perhaps the central skill required in changing one’s own life in a meaningful way.
• Action isn’t just the effect of motivation; it’s also the cause of it.
• Trust is like a china plate. If you break it once, with some care and attention you can put it back together again. But if you break it again, it splits into even more pieces and it takes far longer to piece together again. If you break it more and more times, eventually it shatters to the point where it’s impossible to restore. There are too many broken pieces, and too much dust.
• Even Mark Twain, that hairy goofball who came in and left on Halley’s Comet, said, “The fear of death follows from the fear of life. A man who lives fully is prepared to die at any time.”
• Bukowski once wrote, “We’re all going to die, all of us. What a circus! That alone should make us love each other, but it doesn’t. We are terrorized and flattened by life’s trivialities; we are eaten up by nothing.”

Refferences:

• Ernest Becker – The Denial of Death

• В золотой век датского дизайна появились прекрасные лампы, по праву занимающие место среди лучших мировых образцов, – модели Поуля Хеннингсена, Арне Якобсена и Вернера Пантона. Даже в крошечной квартирке студента, считающего каждую копейку, можно увидеть лампу Вернера Пантона за тысячу евро.
• В хорошо освещенной комнате в Дании почти наверняка найдется лампа, разработанная знаменитым архитектором и дизайнером, которого датчане называют просто ПХ.
  (ЛАМПА ПХ, ЛЕ КЛИНТ, ПАНТОН ВП ГЛОБУС)
• Одно из самых популярных в Дании заведений – старейшая кондитерская La Glace, основанная в 1870 году. Там подают пирожные (некоторые из них названы в честь знаменитых датчан – Ханса Кристиана Андерсена, Карен Бликсен и других), которые выглядят просто волшебно.
• Одно из самых популярных в Дании заведений – старейшая кондитерская La Glace, основанная в 1870 году. Там подают пирожные (некоторые из них названы в честь знаменитых датчан – Ханса Кристиана Андерсена, Карен Бликсен и других), которые выглядят просто волшебно.
• Хюгге заключается не только во вкусе еды, но и в способе ее приготовления. Верное правило: чем дольше приходится готовить блюдо, тем больше хюгге. Готовить hyggelig пищу значит наслаждаться неторопливостью процесса, ценить время, которое вы ему уделяете, и получать удовольствие от того, что вы приготовили нечто ценное.
• Датские телесериалы – «Правительство», «Убийство» и «Мост» (Broen) – иностранцы нередко называют «мебельным порно». Многие сцены в них снимаются в прекрасно обставленных домах и квартирах, меблированных датской классикой.
• Место, которое должно быть в каждом доме, – hyggekrog, что примерно переводится как «уютный уголок». Это место в комнате, где вы любите сидеть, завернувшись в плед, с книгой и чашкой чая.
• Наша любовь к маленьким пространствам, вероятно, восходит к тем временам, когда мы жили в пещерах и должны были внимательно следить за происходящим вокруг, чтобы защитить себя и свое племя от хищников и других опасностей. Жизнь в небольшом пространстве предпочтительнее также и потому, что в нем лучше сохраняется тепло. Кроме того, в маленьком пространстве удобнее прятаться от крупных животных. Возможно, сегодня одной из причин, почему мы любим сидеть в hyggekrog, тоже служит ощущение безопасности: обзор комнаты или улицы дает нам преимущество – мы можем заметить любую потенциальную угрозу. В hyggekrog мы чувствуем себя расслабленно, мы чувствуем, что контролируем ситуацию и с нами не может случиться ничего непредсказуемого.
• Возможно, в старых виниловых пластинках больше хюгге, чем в цифровых записях, однако в таких сервисах, как iTunes и Spotify, удобно создавать плей-листы для самых разных случаев. Для хюгге я бы выбрал что-нибудь спокойное. В последнее время я много слушаю Грегори Алана Исакова и Чарльза Брэдли, но вы, возможно, захотите познакомиться с датской певицей Агнес Обель.
• Популярная датская поговорка гласит: «Нет плохой погоды, есть неподходящая одежда». Но, если откровенно, о датской погоде вряд ли можно сказать что-то хорошее.
• Если вы хотите устроить качественное хюгге в одиночестве, возьмите несколько мандаринов, жареных каштанов и роман Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой».
• Если вы хотите устроить качественное хюгге в одиночестве, возьмите несколько мандаринов, жареных каштанов и роман Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой». Его действие происходит в 1920-х годах в Париже, когда Хемингуэй был писателем без гроша в кармане.
• Если бы у любителей сладкого существовала традиция паломничества, это место стало бы для них тем же, чем собор Сантьяго-де-Компостела для католиков. La Glace была основана в 1870 году, это старейшая кондитерская в Дании.
• Парк Тиволи, основанный в 1843 году, – классическая достопримечательность Копенгагена. Горожане нередко покупают годовой абонемент на посещение садов, и, хотя многие предпочитают гулять в них летом, лучшее время для хюгге наступает, когда Тиволи наряжают к Рождеству и Новому году (обычно с середины ноября до января). Это настоящий праздник света. Сотни тысяч фонариков, горящих в зимней темноте, превращают сад в волшебное место.
• Christianshavn – один из центральных районов Копенгагена, отделенный от соседних Внутренней гаванью. Большую часть района занимают каналы, что немного напоминает об Амстердаме. Лучший способ познакомиться с этой частью города – взять напрокат весельную лодку и прокатиться по каналам. Не забудьте пледы, вино и корзину для пикника.
• Gråbrødre torv Эта hyggelig площадь, окруженная старинными домами, перенесет вас на много столетий в прошлое. Свое название она получила в честь монастыря Серых братьев (Grå brødre), основанного в 1238 году. На площади множество уютных ресторанов. В Peder Oxe вы можете заказать классический датский smørrebrød и с удовольствием съесть его у камина. Здесь даже в одной из парикмахерских есть камин (и французский бульдог, который безмятежно спит у вас на коленях, пока вам делают стрижку). Полное хюгге. Возможно, вам повезет и вы увидите, как на площади жарят свиную тушу целиком.
• Værnedamsvej На Værnedamsvej машины едут зигзагами, огибая велосипедистов и пешеходов. Эта короткая улица заставит вас замедлить шаг, прислушаться к запаху цветов и кофе. Флористы, кафе, винные бары и интерьерные магазины – чудесное место, где так приятно провести ленивый и hyggelig день.
• Smørrebrød – Бутербродные Smørrebrød означает буквально «намазанный хлеб». Это открытый бутерброд на куске ржаного хлеба. Датчане – ярые фанаты ржаного хлеба, и именно по нему они обычно начинают едва ли не в первую очередь скучать, когда надолго попадают в другую страну. Впрочем, некоторые иностранцы, живущие в Дании, наоборот, терпеть его не могут, называют этот хлеб «сандалиями дьявола» и считают, что его невозможно разжевать. Во всех отношениях smørrebrød – по-настоящему датский обед. На smørrebrød можно класть почти все что угодно, от селедки до вяленой говядины, вареных яиц и морепродуктов, а у некоторых разновидностей даже есть красочные названия, например «ночной перекус ветеринара». Smørrebrød обычно подают с пивом и шнапсом.
• В Копенгагене можно найти множество традиционных бутербродных, обед в которых наверняка настроит вас на хюгге.
• Library Bar В отеле Plaza близ центрального железнодорожного вокзала находится Library Bar, открывшийся в 1914 году. Здесь есть диваны, стены, обшитые деревом, книги в кожаных переплетах и по-настоящему hyggelig освещение. Время от времени в баре играет живая музыка, но тихим вечером он прекрасно подходит для серьезного разговора.
• Особая датская разновидность рождественской свечи – свеча адвента, размеченная как линейка, с датами от 1 до 24 декабря. Каждый день полагается сжигать соответствующий кусочек свечи. Однако почти никто не зажигает календарную свечу в одиночестве. Обычно это делают по утрам, когда родители лихорадочно пытаются собрать всех в школу и на работу, или по вечерам, когда снова сгущаются сумерки и семья собирается за одним столом. Свеча служит естественной точкой притяжения, собирающей вокруг себя людей на определенный промежуток времени. Кроме того, датчане просто обожают обратный отсчет до Рождества.

• Indeed, in most countries today overeating has become far worse problem than famine. In the 18th century Marie Antoinette allegedly advised the starving masses that if they ran out of bread, they should just eat cake instead.
• Half of humankind is expected to be overweight by 2030.
• Incidentally cancer and heart disease are of course not new illness – they go back to antiquity. In previous eras, however, relatively few people lived long enough to die from them.
• “The supreme good is the greatest happiness of the greatest number” ©Jeremy Bentham – British philosopher. He similarly maintained that nature gave dominion over man to two masters – pleasure and pain – and they alone determine everything we do, say and think.
• To attain real happiness, human need to slow down the pursuit of pleasant sensations, not accelerate it.
• This is the paradox of historical knowledge. Knowledge that does not change behavior is useless. But knowledge that changes behavior quickly loses its relevance. The more data we have and the better we understand history, the faster history alters its course, and the faster our knowledge becomes outdated.
• Consider, for example, the following Freudian argument: “Armies harness the sex drive to fuel military aggression. The army recruits young men just when their sexual drive is at its peak. It limits the soldier’s opportunities of actually having sex and releasing all that pressure, which consequently accumulates inside them. The army then redirects this pent-up pressure and allows it to be released in the form of military aggression.” This is exactly how steam engine works.
• If you want to launch a revolution, don’t ask yourself, “How many people support my ideas?” Instead, ask your self, “How many people are capable of effective collaboration?”
• The Ultimatum Game – one of the most famous experiments in behavioral economics. The experiment is usually conducted on two people. On of them gets 100$, which he must divide between himself and the other participant in any way he wants. He may keep everything, split the money in half or give the most of it away. The other player can do one of two things: accept the suggested division, or reject it outright. If he rejects the division, nobody gets anything. Most people playing the Ultimatum Game reject very low offers because they are “unfair”. They prefer losing a dollar to looking like suckers. Sapiens doesn’t behave according to cold mathematical logic, but rather according to a warm social logic.
• David Cope is a musicology professor at the University of California in Santa Cruz.Cope has written computer programs that composes concertos, chorales, symphonies and operas. His first creation was named EMI (Experiments in Musical Intelligence), which specialised in imitating the styles of Beethoven, Chopin, Rachmaninov etc.
• One popular scenario imagines a corporation designing the first artificial super-intelligence and giving it an innocent test such as calculating pi. Before anyone realizes what is happening, the AI takes over the planet, eliminates the human race, launches a campain of conquest to the end of the galaxy, and transforms the entire known universe into a giant super-computer that for billions upon billions of years calculates pi more accurately. After all, this is the divine mission its Creator gave it.
• Soon, books will read you while you are reading them. Amazon will never forget a thing.
• The joke is that in the Kalahari Desert, the typical hunter-gatherer band consist of twenty hunters, twenty gatherers and fifty anthropologists.
• For millions if years we were enhanced chimpanzees. In the future, we may become oversized ants.
• The most interesting emerging religion id Dataism, which venerates neither gods nor man – it worships data.
• In a free market, if one processor makes a wrong decision, others will be quick to capitalize on its mistake. However, when a single processor makes almost all decisions, mistakes can be catastrophic.
• If we take the really grand view of life, all other problems and developments are overshadowed by three interlinked processes:
  1. Science is converging on an all-encompassing dogma, which says that organisms are algorithms and life is data processing.
  2. Intelligence is decoupling from consciousness.
  3. Non-conscious but highly intelligent algorithms may soon know us better than we know ourselves.

  These three processes rise three key questions:

  1. Are organisms really just algorithms, and is life just data processing?
  2. What is more valuable – intelligence or consciousness?
  3. What will happen to society, politics and daily life when non-conscious but highly intelligent algorithms know us better than we know ourselves?

01. Charles Wheelan – Голая статистика. Самая интересная книга о самой скучной науке
02. Александр Никонов – Апгрейд обезьяны. Большая история маленькой сингулярности.
03. Gregory David Roberts – Shantaram.
04. Giovanni Boccaccio – Decameronul